Свобода выбора – не в выборе между пустяками, это должен быть выбор между раем и адом, если вы сможете уловить оттенки каждого в сером мире.
Если у глаз нет дна, они видят больше.
Когда ошибается человек мудрый, то не становится ли его ошибка страшнее ошибки глупца?
Мужчины устроены так, что ими надо управлять, а женщины для этого и рождены.
Тем, кто привык всегда думать за своих детей, очень трудно бывает распознать, когда дети их думают за себя сами. На всякое проявления их собственной воли мы смотрим как на бунт.
Терпение — диета успокоительная, но отнюдь не сытная. Оно — удел покойников, и мы в некотором роде уподобляемся им, когда слишком долго, без передышки сидим на этой диете.
От клятвы, произнесенной вслух, не отступаются, даже если ни одно постороннее ухо ее не слышало.
Когда люди сами не знают, чего хотят, им особенно легко удается сбить с толку и обмануть других.
Шутки были слегка непристойные, но настолько слегка, что было бы непристойностью это заметить.
Воспитание вкуса — дела нескольких поколений.
Когда в доме начинается пожар, с огнём должны бороться все; если мы будем спорить о методах, дом сгорит.
Маятник истории постоянно движется от абсолютизма к демократии и обратно, набирая скорость в революциях и войнах, разрушающих социальные уклады.
Когда-то человека искушала плоть. Теперь его искушает разум.
История учит нас, что ложь служит ей значительно успешней, чем правда.
Пока абсолютная цель не достигнута, путь к ней, даже перед самым концом, зачастую представляется абсолютно бесцельным. Борец за правое дело может доказать, что выбрал правильный путь, только завершив его.
Жалость есть сила, скрепляющая живой мир, дарующая ему связность, подобно тому как сила тяжести удерживает на орбитах планеты. Без жалости мир людей рассыплется, как взорвавшаяся звезда.
Истинно правдиво то, что приносит человечеству пользу; по-настоящему ложно то, что идет ему во вред.
Упрощенная и бесконечно повторяемая мысль легче укладывается в народном сознании — то, что объявлено на сегодня правильным, должно сиять ослепительной белизной, то, что признано сегодня неправильным, должно быть тускло-черным, как сажа...
У Истории невероятно медленный пульс: человек измеряет время годами, она — столетиями...
История, этот неразборчивый строитель, всегда скрепляла здание Будущего раствором грязи, крови и лжи — она никогда не была человечной.
— А вы когда-нибудь бывали за границей? — Я и так знаю, что у них делается. На меня-то буржуазная пропаганда не действует.
История по существу своему аморальна: совесть никак не соотносится с Историей.
Жалость неминуемо губит человека. Муки совести и самобичевание — вот оно, наше национальное бедствие.
Все пережитое не умерло – оно спит.
И хоть чай осмеян теми, кто от природы наделен изрядною бесчувственностью (или же развил в себе сию способность усердными возлияниями), и невосприимчив к действию столь утонченного бодрящего средства, этот божественный напиток является любимейшим в доме каждого мыслителя.
Если человек начинает злоупотреблять убийствами, то скоро и грабеж окажется нипочем — от грабежа он перейдет к пьянству и нарушению дня субботнего; а отсюда — к невежливости и неаккуратности. Стоит вам только вступить на этот скользкий путь — и невозможно представить себе, до чего вы дойдете.
Положение, чрезмерно возвышающее человека над соплеменниками, не слишком-то благоприятствует развитию его душевных свойств.
Все либо меняется, либо гибнет.
Предрекать конец света – дело неблагодарное. Это делали так часто, что подобные пророчества мало кого убеждают.
Грязь на чулках прощают только победителю.