Можно отречься от своей юности, но избавиться от нее нельзя.
Пока история не превратится в науку, политика будет кровавым любительством, дурным шаманством и лживой волшбой...
Чей же путь правилен? Это определит будущее. А сейчас нам приходится действовать на свой страх и риск: мы закладываем душу дьяволу в надежде выкупить ее после победы.
— Судя по моим сведениям из истории, человечество никогда не обходилось без козлов отпущения. Это — объективно-историческая закономерность.
Революционер не может считаться с тем, как другие воспринимают мир.
Когда в доме начинается пожар, с огнём должны бороться все; если мы будем спорить о методах, дом сгорит.
Маятник истории постоянно движется от абсолютизма к демократии и обратно, набирая скорость в революциях и войнах, разрушающих социальные уклады.
Когда-то человека искушала плоть. Теперь его искушает разум.
История учит нас, что ложь служит ей значительно успешней, чем правда.
Пока абсолютная цель не достигнута, путь к ней, даже перед самым концом, зачастую представляется абсолютно бесцельным. Борец за правое дело может доказать, что выбрал правильный путь, только завершив его.
Истинно правдиво то, что приносит человечеству пользу; по-настоящему ложно то, что идет ему во вред.
Упрощенная и бесконечно повторяемая мысль легче укладывается в народном сознании — то, что объявлено на сегодня правильным, должно сиять ослепительной белизной, то, что признано сегодня неправильным, должно быть тускло-черным, как сажа...
У Истории невероятно медленный пульс: человек измеряет время годами, она — столетиями...
История, этот неразборчивый строитель, всегда скрепляла здание Будущего раствором грязи, крови и лжи — она никогда не была человечной.
— А вы когда-нибудь бывали за границей? — Я и так знаю, что у них делается. На меня-то буржуазная пропаганда не действует.
История по существу своему аморальна: совесть никак не соотносится с Историей.
Жалость неминуемо губит человека. Муки совести и самобичевание — вот оно, наше национальное бедствие.