Милан Кундера (3)

Каждый из нас мечтает перешагнуть эротические условности, эротические табу и в опьянении вступить в царство Запретного. Но каждому из нас не достаёт для этого смелости.

Реальность для современного человека – материк, всё менее и менее посещаемый и, кстати, заслуженно нелюбимый.

Стремиться начать где-то посреди жизни «новую жизнь», не похожую на предыдущую, начать, так сказать, с нуля — сущая иллюзия. Ваша жизнь всегда будет выстроена из одного и того же материала, из тех же кирпичей, из тех же проблем, и то, что вам поначалу будет представляться «новой жизнью», очень скоро окажется лишь чистой вариацией той, предыдущей.

Я мечтаю об эксперименте, который с помощью электродов, подключённых к голове человека, исследовал бы, сколько процентов своей жизни человек отдаёт настоящему, сколько воспоминаниям и сколько будущему.

До чего мы беззащитны против лести!

Правильно ли поднять свой голос в защиту того, кому затыкают рот? Несомненно.

Обнародованная любовь тяжелеет, становится бременем.

Кто не думает о теле, тот ещё скорее становится его жертвой.

То, чего мы не выбираем, нельзя считать ни нашей заслугой, ни нашим невезением.

Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперёд. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения.

Тоска по Раю — это мечта человека не быть человеком.

Бунтовать против того, что ты родилась женщиной, так же нелепо, как и кичиться этим.

Он мечтал выйти вон из своей жизни, как выходят из квартиры на улицу.

Мы с тобой живём в разных измерениях. Ты вошла в мою жизнь, как Гулливер в страну лилипутов.

Люди по большей части убегают от своих страданий в будущее. На дороге времени они проводят воображаемую черту, за которой их нынешнее страдание перестаёт существовать.

Не становится ли событие тем значительнее и исключительнее, чем большее число случайностей приводит к нему?

Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.

Сам того не ведая, человек творит свою жизнь по законам красоты даже в пору самой глубокой безысходности.

— Я целуюсь только с женщинами, которых люблю.
— А меня ты не любишь?
— Нет.
— А кого ты любишь?
— Это тебя не касается. Раздевайся.

Человек проживает настоящее с завязанными глазами. Ему дано лишь думать или догадываться, что он живёт. И только позднее, когда ему развязывают глаза, он, оглядываясь на прошлое, осознаёт, как он жил и в чем был смысл этой жизни.

Нет ничего необычного в том, что сливаются два чужих тела. И даже слияние душ, пожалуй, не столь уж редко. Но в тысячу раз драгоценнее, если тело сольется с собственной душой и объединится с ней в своей страсти.

Человек всегда больше всего мечтает о том, что ускользает от него.

Величайшая черствость души – потерять уверенность в подлинности лица, когда-то столь любимого.

Человек может быть целиком сам собой лишь тогда, когда целиком принадлежит другим.

Смерть становится реальной, когда начинает проникать в человека трещинами старости.

Мы счастливы в той мере, в какой можем избежать страданий; и потому наслаждения приносят обычно больше горя, чем радости.

Чувство избранничества присутствует, например, во всех любовных отношениях. Ибо любовь, по определению, это ничем не заслуженный дар; незаслуженная любовь — это само доказательство её подлинности.

Я люблю свою собственную жену. Это моя эротическая тайна, которая для большинства людей совершенно непостижима.

Чудакам живётся неплохо, если им удается заставить людей уважать своё чудачество.

Подобно тому, как влюблённость делает любимую женщину ещё красивей, страх перед вселяющей опасение женщиной непомерно увеличивает каждый её изъян.