Владимир Тендряков

Равнодушие — самое страшное из человеческих пороков.
Равнодушие — не зло, как принято считать. Сырость сама по себе еще не есть гниение, она лишь способствует размножению гнилостных бактерий. Потому-то, где сыро, там и гниет.
Равнодушие размножает зло, оно его почва, его питательная среда. При равнодушии неизбежно растут бедствия, при равнодушии загнивает жизнь!

— А если откровенность не понравится?
— Ну, тогда грош цена нашей дружбе.

Оплаченное милосердие — просто корысть, как купленная совесть — уже бессовестность.

Учителя математики звали Василий Васильевич, и фамилия у него тоже Васильев, а потому и прозвище - Вася-в-кубе.

Истину признают лишь тогда, когда в ней нуждаются.

Мама! — звук, с которого начинаются самые первые отношения с родом людским. Мама! — извечное прибежище бессильных в несчастье. Изначальное для каждого существо, жизнь подарившая — мама!..

Если уж гореть до пепла, то ради всего человечества.

Прежде чем творить новое, человек должен овладеть тем, что до него достигнуто другими.

Хочешь стой, хочешь иди, хочешь спи себе, а время идёт, всё меняет.

Интеллектуально жилистая женщина.

Обучать живых, нестандартных людей может только живой, нестандартный человек.

Если дети станут отказываться от отцов, мир выродится.

Несчастным, как и героем, нельзя оставаться вечно.

Больная совесть — несчастье и достоинство русского интеллигента.

Ничем другим так быстро не купишь прощения, как тем, что вовремя — пусть скрепя сердце — признаешь вину. Голоса становятся сразу тише, упреки снисходительнее, взгляды мягче.

Счастье, должно быть, очень приятная вещь, но разговоры о счастье у взрослых почти всегда бывают неприятными.

Собственно, научить бы только одному: не обижайте друг друга, люди.

Там, где есть борьба, жизнь становится интересной.

Давно замечено — победители подражают побеждённому врагу.

Мы хотели наслаждаться синим небом, а нас заставляли глядеть на черную доску. Мы задумывались над смыслом жизни, а нас неволили — думай над равнобедренными треугольниками. Нам нравилось слушать Владимира Высоцкого, а нас заставляли заучивать ветхозаветное: «Мой дядя самых честных правил...» Нас превозносили за послушание и наказывали за непокорность. Тебе, друг Вася, это нравилось, а мне нет! Я из тех, кто ненавидит ошейник с веревочкой...

Иногда хочется быть маленькой, хоть на минутку.

— Он, без сомнения, способен. Неделя, как избран, а толкает речугу, как будто всю жизнь только этим и занимался, даже в сон сразу бросает...

Бог не очень разборчив. Он творит свое руками и тюремщиков и героев.

Нет ничего страшнее на свете, чем молчаливое презрение. Ни грубая ругань, ни прямое издевательство так не оскорбляют человека. Против них хоть можно возмутиться, поднять бунт. А при молчаливом презрении отнято все.

— Я от института ездил на практику в тайгу... Красивые места... Дикие и красивые... Но все портит одна вещь — мелкая мошка, гнус. Вот и в обычной жизни так. Все вроде бы хорошо, а мелочи, мошки заедают, и становится трудно до нестерпимости...

— Ты сегодня что-то не в настроении. Что-то у тебя случилось? Какая неприятность?
— Случилась очередная весна.

Личность всегда исключительна, нечто противоположное "как все".

Человечество всегда отказывало себе в лишнем куске хлеба, чтоб получить смертоносное оружие. И теперь танк обходится в десятки раз дороже трактора, работающего в поле.

Сытый человек необязательно должен быть добрей и отзывчивей. Это давным-давно замечено. Теперь многие страны живут сытно, но ни одна не может похвастаться, что нравственность стала выше. Напротив, сытые-то и стонут о падении нравов.

— Пью за власть! Да! За власть над собой!..