Эрих Мария Ремарк (31)

Ни один человек не знает, кто он, откуда и куда идёт, но мы вместе, и это единственное, что нам дано познать.

Отчаяние охватило их, и одновременно ливнем нахлынула нестерпимая нежность, но ей нельзя было поддаться. Они чувствовали, что стоит только впустить ее, и она разорвет их на части.

Только в романах встречается дешевая фраза о том, что дух не сломить. Я знал хороших людей, которые были способны лишь на одно — выть как звери. Сломить можно почти любое сопротивление. Для этого требуются только достаточно времени и случай.

Тогда ночь полностью вступала в свои права и совершала то, чего день совершить не мог, — хватала за сердце.

Когда более не жаждешь обладать, тебе принадлежит весь мир.

Это чудо можно назвать трансцендентальным сальто-мортале. Прыгаешь в бездонную пропасть, но что-то подхватывает тебя, поворачивает — и ты идешь своим путем вспять… неуязвимый. Ты изведал Ничто — и уязвить тебя уже невозможно. Ты побывал по ту сторону всех вещей — и они уже не могут убить тебя. Ты пережил абсолютное уничтожение — и ни одна утрата, способная сломить любого другого, тебя уже не коснется.

Необычайное в конечном счете неизменно оказывается простым.

У кого есть чутьё, тот подчиняет себе случайность.

Жизнь — это чудо, но чудес она не творит.

Возьмите хотя бы сегодняшний день. Один человек — здоровый и жизнерадостный — скажет: «О, какой прекрасный день!» Другой — больной и измождённый — вздохнёт: «О, это день таких страданий!» А ведь день-то один и тот же. Всё зависит от того, как мы на него смотрим.

Человек — великий лицедей, причём он любит играть трагические роли.

Быть человеком — тяжёлая доля! Хотеть вечно держать друг друга за руки — и вечно терять друг друга в соответствии с вечными законами.

Война сделала нас никчемными людьми. Мы больше не молодежь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только еще начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну.

Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой веселые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми-полуживотными.

Уж мы такие! Ужасно боимся собственных чувств. А когда они возникают — готовы считать себя обманщиками.

Слова таяли в сумраке, они утратили свой смысл, а то, что было полно смысла, жило без слов, и о нем невозможно было говорить.

Бойся собственной фантазии: она преувеличивает, преуменьшает и искажает.

Что за страна! — думал я, выходя на улицу. — Сорок два сорта мороженого, война и ни одного солдата на улице!

Пустая, мрачная одержимость — это знамение нашего времени. Люди в истерии и страхе следуют любым призывам, независимо от того, кто и с какой стороны начинает их выкрикивать, лишь бы только при этом крикун обещал человеческой массе принять на себя тяжёлое бремя мысли и ответственности. Масса боится и не хочет этого бремени. Но можно поручиться, что ей не избежать ни того, ни другого.

Каждое судно, покидавшее Европу в эти месяцы 1942 года, было ковчегом. Америка высилась Араратом, а потоп нарастал с каждым днём. Он давно уже затопил Германию и Австрию, глубоко на дне лежали Прага и Польша; потонули Амстердам, Брюссель, Копенгаген, Осло и Париж; в зловонных потоках задыхались города Италии; нельзя было спастись уже и в Испании.

Во время бегства и опасности, в отчаянии, как раз и начинаешь верить в чудо: иначе нельзя выжить.

И — странное дело — это случилось, может быть, именно потому, что я об этом думал.

Люди, считавшие, что улучшают мир, всегда его ухудшали, а диктаторам никогда не были знакомы радости жизни.

Привычка – ничто, импульс – всё.

Тишина – уже половина успеха! Не забывайте об этом!

Мужество — лучшее украшение молодости.

Люди, которые сброшены на дно, разумеется, должны помогать друг другу.

Телесный комфорт куда важнее душевного. Стоит немного постараться, и человек уже счастлив.

От привычки до монотонности всего один шаг.

Герои должны умирать. Если они выживают, то становятся скучнейшими людьми на свете.