Люди жили бы довольно спокойно в этом мире, если бы были вполне уверены, что им нечего бояться в другом; мысль, что бога нет, не испугала ещё никого, но скольких ужасала мысль, что существует такой бог, какого мне изображают!
Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного рассудка.
Никто не прогадал бы, согласившись на то, чтобы о нём перестали говорить хорошо, при условии, что не станут говорить дурно.
Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
Я предпочитаю разговаривать с детьми. Есть, по крайней мере, надежда, что из них выйдут разумные существа, тогда как те, которые считают себя таковыми... увы!
Немногим людям дано постичь, что такое смерть; в большинстве случаев на неё идут не по обдуманному намерению, а по глупости и по заведённому обычаю, и люди чаще всего умирают потому, что не могут воспротивиться смерти.
Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.
У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
Умеренность в жизни похожа на воздержанность в еде: съел бы ещё, да страшно заболеть.
Давно уже пережил я основания своих мнений. Мне пришлось бы быть бочкой памяти, если бы хотел я хранить все основания своих мнений.
Комар, ранним утром впивающийся вам в ляжку, может послужить молнией, которая озарит в вашем черепе неизведанные ещё горизонты.
Люблю журналистов! Они также способствуют кретинизации населения. И прекрасно с этим справляются.
У меня был девиз: главное — пусть о Дали говорят. На худой конец, пусть говорят хорошо.
Я христианин и католик, но чтобы быть художником, ни того, ни другого не требуется.
Действительность оказывает давление только через обиходную жизнь: надо есть и пить, надо иметь кров и одеваться, нельзя глотать ядовитые вещества, выходить через окно на верхнем этаже и так далее.
Как в политике одно меткое слово, одна острота часто воздействует решительнее целой демосфеновской речи, так и в литературе миниатюры зачастую живут дольше толстых романов.
Америка делает нас зависимыми — здесь еды больше, чем мы можем съесть, поэтому возникает чувство, что, чтобы съесть свою долю, нужно есть все время.
Человек, который имеет то, что желает, удовлетворенный, довольный человек перестает быть человеком. Адам до грехопадения — обезьяна.
Всякое достоинство, всякая сила спокойны — именно потому, что уверены в самих себе.
Из всех дурных привычек, обличающих недостаток прочного образования и излишества добродушного невежества, самая дурная — называть вещи не настоящими их именами.
Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем.
Свобода увеличивает силу, а сила всегда ведёт к известному великодушию. Принуждение подавляет силу и ведёт к разного рода своекорыстным желаниям и ко всем низменным уловкам.
Несомненно, важнее, как человек воспринимает судьбу, нежели — какова она на самом деле.
Если какая-нибудь идея становится всемирной, то скорее можно уничтожить мир, нежели выкорчевать из него эту идею.
Но кто может льстить себе надеждой, что был когда-либо понят? Мы все умираем непознанными. Так говорят женщины и так говорят писатели.
В пятьдесят лет мужчина более опасен, чем во всяком другом возрасте, ибо обладает дорогостоящим опытом и часто состоянием.
Без ощущения цели деятельность индивида не имела бы никакого смысла.
Видит ли человек свою цель в том, чтобы стать кучером, врачом, донжуаном, другом, тираном, он всегда усматривает в этом высшее осуществление и утверждение своей сущности.
Главной опасностью в жизни является то, что вы предпринимаете слишком много мер предосторожности.
Из-за обособленного образа жизни, который мы ведём, мало кто из нас хорошо знаком с природой человека.