Любовь есть не что иное, как желание счастья другому.
Люди не в состоянии изменить свою природу.
Никогда еще человек не отказывался от жизни, когда она хоть чего-то еще стоила.
Абсолютное одиночество — наверное, самое страшное наказание, какое только может пасть на нас. Любое удовольствие ослабевает и исчезает, когда мы получаем его в уединении, а каждая неприятность становится более жестокой и невыносимой.
В жалости всегда есть примесь любви и нежности, а в злорадстве — примесь ненависти или гнева.
Не каждый человек может быть философом, как далеко не каждый философ может оставаться человеком.
Человеку, который долго говорит о себе, трудно избежать тщеславия.
Люди обладают общей склонностью представлять все существующее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают.
Ничто не свободно так, как мысль человека.
Злорадство — есть ничем не вызванное желание причинить зло другому лицу, чтобы путем сравнения с собственным положением испытать удовольствие.
Мое высшее счастье, мое полное удовлетворение состоит в том, чтобы читать, гулять, мечтать, думать.
Мрак противен уму не меньше, чем зрению; ничто не может доставить нам такого наслаждения, как возможность превратить мрак в свет, каких бы трудов это не стоило.
Когда религиозность соединяется со страстью к чудесному, тогда конец всякому здравому смыслу и свидетельство людей теряет всякий авторитет.
Не уничтожение чудовищ, свержение тиранов и защита родины, а бичевание и пост, трусость и смирение, полное подчинение и рабское послушание — вот что стало теперь средством достижения божеских почестей среди людей.
Прежде всего меня приводит в ужас и смущение то безнадежное одиночество, на которое обрекает меня моя философская система.
Рассказ, всеми отвергаемый в том месте, где он впервые был пущен в обращение, будет считаться достоверным на расстоянии тысячи миль оттуда.
Склонность к радости и надежде — истинное счастье; склонность к опасению и меланхолии — настоящее несчастье.
Самая строгая мораль позволяет нам чувствовать удовольствие при мысли о великодушном поступке.
Свобода, в чем бы она ни заключалась, теряется, как правило, постепенно.
Чем больше образ жизни человека зависит от случайности, тем сильнее он предается суеверию.
Благая цель может сообщить ценность только таким средствам, которые достаточно и действительно ведут к цели.
Все, что мы называем героической доблестью и чем восхищаемся как величием и возвышенностью духа, есть не что иное, как спокойная и твердо обоснованная гордость и самоуважение.
Когда я слышу о том, что тот или иной человек религиозен, я сразу думаю, что он — мошенник, хотя я знал много очень хороших людей, которые были верующими.
Ничто не может быть более похвальным, чем сознание собственного достоинства в тех случаях, когда мы действительно обладаем ценными качествами.
Случай и судьба — это одни только пустые слова: упорное благоразумие — вот судьба человека.
Если единственным мотивом наших действий является желание показать свою свободу, значит, мы никак не можем освободиться от уз необходимости.
Истинный скептик так же недоверчиво относится к своим сомнениям, как и к философским сочинениям.
Мы порицаем всякий обман, всякое нарушение слова, потому что считаем, что свобода и широта общения между людьми находятся в полной зависимости от верности обещания.
Если какой-нибудь поступок добродетелен или порочен, это является лишь признаком определенного душевного качества или характера; он должен проистекать из постоянных принципов нашего духа, распространяющихся на все поведение человека и входящих в его личный характер.
Когда свет осуждает нас, клевещет на нас, мы не должны сердиться, а скорее рассмотреть, нет ли в осуждениях этих какого-то основания.