Генри Миллер (2)

У нас есть знания, но нет мудрости, есть комфорт, но нет безопасности, есть вероучения, но нет веры.

На происходящее вокруг я взираю как наблюдатель с другой планеты.

Надо свести себя на нет, чтобы тебя приняли и признали, надо стать неотличимым от стада. Если ты в стаде, ты в порядке. Можно и мечтать, но только если мечтаешь как все.

Полная и безоговорочная капитуляция перед женщиной, которую полюбил, разрывает все узы, освобождает от всех цепей, остается только одно: страх потерять ее, а это-то и может оказаться самой тяжкой цепью из всех возможных.

Любить или быть любимым — не преступление. Преступление — уверить кого-то, что его или ее ты будешь любить вечно.

Лучше делать глупости, чем вообще ничего не делать!

Если видишь женщину нагой достаточно долго, опять начинаешь обращать внимание на ее лицо.

Вся наша теория образования базируется на абсурдной идее, что мы должны сначала научиться плавать на суше, прежде чем войти в воду.

Единственное, чего нам всегда недодают, — это любовь. Единственное, чего мы всегда недодаем, — это любовь.

Большую часть жизни мы проживаем неосознанно.

Когда мне страшно, я всегда смеюсь.

Всякий раз, уступая чужим требованиям, ты задаешься одним и тем же вопросом: как остаться самим собой?

Мир полон великолепных мест, посетить которые не хватит и тысячи жизней.

Наибольший ужас внушает человеку расширение горизонтов сознания.

«Неразбериха» есть слово, которое мы изобрели для обозначения непонимаемого нами порядка.

Я жалел род человеческий за его глупость и недостаток воображения.

Тот вечер, когда я засел за Достоевского, был величайшим событием моей жизни, более важным, чем первая любовь.

Музыка — это не Бах и не Бетховен, а консервный нож для открытия души.

Надежда – это вообще знак тревожный, он означает бессилие.

Ежедневно мы убиваем наши лучшие душевные порывы.

Не будет ни плохого, ни страшного, ни злого, если мы отпустим себя. Но людям трудно в это поверить.

Все мы виноваты в преступлении, в великом преступлении не жить полной жизнью.

Быть человечным — скучное и жалкое занятие, ограниченное нашими пятью чувствами, моралью и законом, определяемое затасканными теориями и трюизмами.

Под панцирем безразличия всегда можно найти безобразную глубокую незаживающую рану.

Художник всегда одинок — если это художник.

Нам говорят: надо жить. А зачем, объяснил бы кто.

Мне кажется, что моё собственное существование уже закончилось, но где именно, я не могу установить.

Быть цивилизованным — это значит иметь массу сложных потребностей. А человеку самодостаточному ничего не надо.

Похоже, что с развитием средств массовой информации, последней становится все меньше.

Даже в одиночку можно совершать чудеса.