Жан-Поль Сартр

Начать кого-нибудь любить — это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослеплённость... Вначале даже бывает такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь.

Забытое, заброшенное — среди стен домов под серым, пасмурным небом сознание. А смысл его существования вот в чем: оно сознает, что оно лишнее.

Любовь не имеет ничего общего с обладанием. Ее высшее проявление — предоставлять свободу.

Как приятно впадать в безнадежное отчаяние. Это дает право дуться на весь мир.

Люди. Людей надо любить. Люди достойны восхищения. Сейчас меня вырвет наизнанку.

Вторник. Ничего нового. Существовал.

Право на любовь мы завоюем кровью.

Всякий антикоммунист — сволочь.

Одну и ту же глупость не следует совершать дважды; в конце концов, выбор достаточно велик.

Я по горло сыт одушевленными предметами, собаками, людьми, всеми этими самопроизвольно шевелящимися мягкими массами.

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

И раз! — море поднимается, и два! — оно опускается; это так приятно — плевать на всё.

Три часа. Три часа — это всегда слишком поздно или слишком рано для всего, что ты собираешься делать. Странное время дня. А сегодня просто невыносимое.

Мои воспоминания — словно золотые в кошельке, подаренном дьяволом: откроешь его, а там сухие листья.

Отличие человека от животного состоит в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.

Я сам своя свобода.

Для того, чтобы сочувствовать чужому страданию, достаточно быть человеком, но для того, чтобы сочувствовать чужой радости, нужно быть ангелом.

Вся сущее рождается без причины, влачит свои дни по слабости и умирает по случайности.

На мой взгляд, людей так же невозможно ненавидеть, как невозможно их любить.

У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как может.

Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями. События тоже текут мимо: откуда ни возьмись появляются люди, что-то говорят, потом уходят, и ты барахтаешься в историях без начала и конца...

Важно не то, что из меня сделали, а то, что я сам делаю с тем, что из меня сделали.

Лица других людей наделены смыслом. Мое — нет. Я даже не знаю, красивое оно или уродливое. Думаю, что уродливое — поскольку мне это говорили. Но меня это не волнует. По сути, меня возмущает, что лицу вообще можно приписывать такого рода свойства — это все равно что назвать красавцем или уродом горсть земли или кусок скалы.

Эта мысль неверная. Будь она верной, она уже пришла бы кому-нибудь в голову.

Бывают дни, когда человек вселяет в меня ужас.

Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если я ничего не выбираю, я тем самым все-таки делаю выбор.

Надо, чтобы в человеке любили все — и пищевод, и печень, и кишечник.

Комплексы — это, конечно, прекрасно, но когда-то надо же от них избавляться.

Книги — это мир, отраженный в зеркале; они обладают его бесконечной плотностью, многообразием и непредугаданностью.

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.