Животные более настоящие, чем люди. Они не хотят тебе льстить, не хотят производить на тебя какое-то впечатление. Ничего показного. Какие они есть, такие и есть, как камни и цветы или как звезды на небе.
А в вечности, видишь ли, времени нет; вечность — это всего-навсего мгновенье.
Самоубийство — это глупость, трусость и подлость, это бесславный, позорный выход, самый постыдный выход из этой мельницы страданий.
Есть ли смысл в жизни? Если есть, тогда почему, когда рождается ребенок, он не смеется, а плачет?
У каждого типа людей есть свои признаки, свои отличительные черты, у каждого — свои добродетели и пороки, у каждого — свой смертный грех.
При каждом таком потрясении моей жизни я в итоге что-то приобретал, этого нельзя отрицать, становился свободнее, духовнее, глубже, но и делался более одинок, более непонятен, более холоден.
Стоит мне немного пожить без радости и без боли, подышать вялой и пресной сносностью так называемых хороших дней, как ребяческая душа моя наполняется безнадежной тоской, и я швыряю заржавленную лиру благодарения в довольное лицо сонного бога довольства, и жар самой лютой боли милей мне, чем это здоровая комнатная температура.
Если тебе непременно нужно чье то разрешение на твое удовольствие, то ты действительно бедняга.
Жить полной жизнью можно лишь ценой своего «я».
Научитесь серьезно относиться к тому, что заслуживает серьезного отношения, и смеяться над прочим.
Каждый человек считает страдания, выпавшие на его долю, величайшими.
Может быть, вся жизнь человеческая – просто злая ошибка, выкидыш праматери, дикий, ужасающе неудачный эксперимент природы.
Всякий высокий юмор начинается с того, что перестаешь принимать всерьез собственную персону.
Утро зевало уже сквозь окна, свинцовое, окаянное утро дождливого зимнего дня.
Даже у самой несчастливой жизни есть свои светлые часы и свои цветики счастья среди песка и камней.
Одиночество — это независимость, его я хотел и его добился за долгие годы. Оно было холодным, как то холодное тихое пространство, где вращаются звёзды.