Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!
Не думаю, что мертвые заботятся о мести.
Что с того, что я смертен? Линия становится отрезком, если ограничить ее двумя точками. Пока нет второй точки, это луч, уходящий из мига рождения в бесконечность. Я не желаю знать, когда умру! И пока я не знаю, когда настанет мой час, я вечен!
Иногда я пытаюсь представить себе степень отчаяния, которое толкает человека на самоубийство, и моё воображение рисует тёмную, склизкую трясину, где лишь смерть видится лучом света.
Старость рассудка есть влечение к смерти.
Я предпочел бы, чтобы на моей могиле было написано: «Он умер, пытаясь взлететь», а не что-нибудь вроде: «Он так врос в землю, что мы только присыпали его сверху».
Кто не любит вина, женщин и песен, так дураком и умрет.
Смерть решает все проблемы. Нет человека, и нет проблем.
Наиболее сильный импульс философскому размышлению и метафизическому постижению вселенной придает нам сознание предстоящей смерти и видение страданий и несчастий жизни. Если бы наша жизнь не имела конца и не была исполнена страданий, то, быть может, никому бы и в голову не пришло спросить, по какой причине существует мир и почему он именно таков, каков он есть.
Смерть — такое же естественное явление, как и рождение, только более значительное.
Да, сердца способны разбиваться. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы умирали, когда они разбиваются, но мы не умираем.
Главный недостаток смерти в том, что она приходит неожиданно и всегда в самый неподходящий момент.
Родственники — скучнейший народ, они не имеют ни малейшего понятия о том, как надо жить, и никак не могут догадаться, когда им следует умереть.
Смерть должна быть прекрасна. Лежать в мягкой темной земле, чтоб над головой качались травы, и слушать молчание! Не знать ни вчера, ни завтра. Забыть время, простить жизнь, познать покой.
Нет ничего хуже собственной смерти, поскольку с её приходом рушится всё. А прочие события могут разрушить только часть твоей личной вселенной.
Обожаю откладывать на завтра то, от чего можно умереть сегодня.
Жить надо так, чтобы смерть была несправедливостью.
— Ааааа! Мы все умрем! Да? — Да. — Ааааааа!
— Как мне доказать, что я — живой человек? — Умри на месте — железное доказательство!
— Боюсь, он умер. — Доктор, я не умер. — Извините, но боюсь, что доктор здесь я!
Со всех сторон его клянут И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он — ненавидя!
Холостяк живет как король и умирает как собака; женатый живет как собака, зато умирает как король.
В наших глазах крики "Вперед!" В наших глазах окрики "Стой!" В наших глазах рождение дня И смерть огня. В наших глазах звездная ночь, В наших глазах потерянный рай, В наших глазах закрытая дверь. Что тебе нужно? Выбирай!
Любовь ни с кем не считается, ни в чем меры не знает, и у нее тот же нрав и обычай, что и у смерти: она столь же властно вторгается в пышные королевские чертоги, как и в убогие хижины пастухов, и когда она всецело овладевает душой, то прежде всего изгоняет из нее страх и стыдливость.
Бывают слова и обиды, острые как нож, и раны от них, рваные и отравленные, никогда не заживают. Но бывают и утешения столь нежные, что эхо от них навсегда остается в ушах и до гробовой доски не умолкает, не глохнет и тепло их не стынет и согревает тоскующую душу до самой смерти.
— Поползли слухи, что ты умер. — Да, я умер, но мне уже лучше.
И боль, и страх проходят, неизменна только смерть.
Мы не можем сказать, является ли смертная казнь средством устрашения, но мы знаем наверняка, что казненные люди больше никогда не смогут убивать.
— А правда, что перед смертью вся жизнь проходит перед глазами? — Да, это правда. Этот процесс называется жизнь.
Если мне бы сказали, что за это меня завтра казнят — я всё равно бы на неё смотрел.