Джулиан Барнс

Человеку редко прощают щедрость. Равно как и великодушие.

Игнорируя плохое, вы в конце концов начинаете верить, будто плохого не бывает вовсе. А потом удивляетесь. Удивляетесь тому, что ружья убивают, что деньги развращают, что зимой падает снег.

Когда долго живешь с человеком, то постепенно теряешь способность приносить ему радость, а вот способность причинять боль остается прежней.

Иногда я пытаюсь представить себе степень отчаяния, которое толкает человека на самоубийство, и моё воображение рисует тёмную, склизкую трясину, где лишь смерть видится лучом света.

Загадочная женщина — это либо фасад, игра, ловушка для мужчин, либо загадка для нее самой, и это хуже всего.

Если ты по-настоящему любишь кого-то, ты просто не замечаешь других.

Я хочу встретить такого мужчину, который, когда узнаешь его получше, будет таким же, каким кажется, когда вы только познакомились.
Я хочу встретить такого мужчину, который звонит, если пообещал позвонить и приходит домой, если обещал, что придёт.
Я хочу встретить такого мужчину, которого устраивает то, какой он есть.
Я хочу встретить такого мужчину, который хочет встретить такую женщину, как я.

Любовь может дать счастье, а может и не дать; но она всегда высвобождает скрытую в нас энергию.

С уменьшением числа очевидцев становится все меньше доказательств твоей жизни, а потому и меньше уверенности в том, кто ты есть и кем был.

Откровенность тоже может быть ловушкой.

Разница между молодостью и старостью заключается, среди прочего, в том, что молодые придумывают для себя будущее, а старики — прошлое.

В жизни каждый конец — это просто начало другой истории.

Гордость — дикий зверь, живущий в пещерах и пустынях. Тщеславие, наоборот, как попугай, перепрыгивает с ветки на ветку и болтает без умолку.

Человек должен сам заботиться о своем счастье, бесполезно ждать, чтобы его доставили тебе на дом и сунули в почтовый ящик.

И верующие, и неверующие на протяжении веков равно искусны и отвратительны в своих преступлениях.

Вы всегда первым делом вините других; а если винить больше некого, вы начинаете утверждать, что проблемы вовсе не существует.

Людям больше нравится получать то, чего они хотят, а не то, чего они заслуживают.

Время настигает каждого.

Есть время объективное, а есть субъективное, которое ты носишь на внутренней стороне запястья — там, где пульс. Другой человек не может тебя до конца понять: он смотрит своими глазами и измеряет своим временем.

Нельзя отложить жизнь так же, как откладываешь книгу.

Книги говорят: она сделала это потому, что... Жизнь говорит: она сделала это. В книгах всё объясняется, в жизни — нет. Я не удивляюсь тому, что многие предпочитают книги. Книги придают смысл жизни. Но проблема в том, что жизнь, которой они придают смысл, — это жизнь других людей, и никогда не твоя.

Кое-кто предпочитает жизнь, но мне больше нравятся книги.

Когда обижают мою страну, пробуждается дремлющий, если не сказать дрыхнущий, патриотизм.

Никто, даже в камере смертников, даже слыша, как расстреливают его друзей и товарищей, не способен по-настоящему поверить в собственную смерть.

История — это ведь не то, что случилось. История — это всего лишь то, что рассказывают нам историки.

Малейшая радость или боль учит нас, что время податливо. Оно замедляется под воздействием одних чувств, разгоняется под напором других, а подчас вроде бы куда-то пропадает.

Для привлечения внимания слушателей к своей речи нужно не повышать голос, а, наоборот, понижать, — на самом деле именно это и подогревает интерес.

Один англичанин как-то сказал, что брак — это долгий и скучный обед, на котором десерт подаётся на первое.

Люди, проникшиеся искусством, становятся не только более культурными и достойными интереса, они становятся лучше в самом широком смысле — добрее, мудрее и прекраснее, — они становятся более миролюбивыми, более активными, более чувствительными.

— Смех — лучшее лекарство, верно?
— Верно. Кто не смеется, того тянет в религию.