Эрих Мария Ремарк (36)

Врач всегда должен надеяться — такая уж у него профессия.

Не так уж много всего и бывает в наши дни. Загляните в учебники истории, и вы легко убедитесь, что нам достались ещё относительно спокойные времена.

Убийствами многого не добьешься. Кто часто убивал, не станет убивать из-за любви. Иначе смерть становится чем-то смешным и незначительным. Но смерть никогда не смешна. Она всегда значительна.

Когда бесконечное «почему» превращается наконец в определенное «ты»...

Она умильно смотрела на него, как кошка, которая делает вид, будто любуется птичкой.

Леса любви, словно по волшебству выросшие во мраке ночи, теперь снова маячат бесконечно далеким миражом над пустыней мира.

Опять кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти.

Немая власть вещей. Тривиальная и пошлая привычка.

Раскаяние весьма недолговечно. Особенно, если его можно обратить себе на пользу.

Когда бы все были равны, на свете б не было войны.

Мы с ним совершенно разные люди, и у нас только потому сохранились хорошие отношения, что вообще никаких отношений не было.

Иная девица, сидя за столиком, кажется грациозной ланью, а танцует как беременная слониха.

Власть, думаю я; всегда одно и то же: одного грамма ее достаточно, чтобы сделать человека жестоким.

Вечером мир всегда прекрасней.

Вот так везде: героями извольте быть, а про вшей никто знать ничего не хочет.

Гул множества моторов действовал, подобно тысячекратной анестезии; проникал в уши, он парализовал и в то же время унифицировал мозг.

— Человеческий мозг! Раньше мне хотелось стать матросом, путешественником, исследователем первобытного леса — смешно! А ведь величайшие приключения таятся здесь! — И он стучит себя по голове.

Реальные ценности растут с сумасшедшей быстротой.

Те истины, не постигнув коих, мы умираем, — не имеют смысла. Тем не менее искать их хоть не геройство, но достойное дело.

Человек преодолевает лишь то, что знает. А в том, что знаешь, опасности нет. Оно может обременять тебя, но уничтожить уже не способно, ведь наше дыхание проникает в его поры и медленно перетягивает его к нам. Опасно лишь незнаемое, ибо оно чуждо и ни с чем не связано.

Как ничтожны, по сути, все слова. Люди просто драпируют ими безразличие друг к другу.

Видеть мир интересно только тогда, когда можно разглядывать его со многих сторон.

Кто любит восхождение, должен принять и упадок, ведь то и другое неразделимо.

Кто следует себе, не блуждает. Кто теряет себя, находит мир. Кто находит мир, находит себя. Кто ощущает себя, тот поднимается над всем и растворяется в вечности.

Эти слёзы не мои. Так часто бывает, когда я вижу что-нибудь вроде вон того, внизу, или когда что-то трогает меня и внутри тихо отворяется дверца и я в смятении или в задумчивости прислушиваюсь — тогда являются беспричинные слёзы, о которых я ничего не знаю.

Быть может, то была привилегия молодости — нам казалось, что в мире нет никаких перегородок, мы не допускали мысли о том, что все имеет свой конец.

Я не могу долго быть одна. Когда я одна — я ничто. Просто набор скверных качеств.

Память — лучший фальсификатор на свете; все, через что человеку случилось пройти, она с легкостью превращает в увлекательные приключения.

Мы жили вне времени. Если всё затоплено чувством, места для времени не остается.

Страх перед неизвестным — это одно; совсем другое, когда он принимает осязаемую форму. Ощущение страха вообще можно победить выдержкой или какой-нибудь уловкой. Но если видишь, что тебе грозит, тут плохо помогают и навыки, и психологические ощущения.