Эрих Мария Ремарк (21)

Я, например, очень люблю, когда в воскресенье идёт дождь. Как-то больше чувствуешь уют.

Дальше полуправд нам идти не дано. На то мы и люди. Зная одни только полуправды, мы и то творим немало глупостей. А уж если бы знали всю правду целиком, то вообще не могли бы жить.

Время от времени вдруг накатывалось прошлое и впивалось в меня мёртвыми глазами. Но для таких случаев существовала водка.

Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее.

Мне хотелось сказать ей что-нибудь, но я не мог... И даже если нужные слова приходят, то стыдишься их произнести. Все эти слова принадлежат прошлым столетиям. Наше время не нашло ещё слов для выражения своих чувств. Оно умеет быть только развязным, всё остальное — искусственно.

Мы слишком много знаем и слишком мало умеем... потому что знаем слишком много.

Люди становятся сентиментальными скорее от огорчений, нежели от любви.

Ты и без того знаешь слишком много, чтобы быть по-настоящему счастливым.

— Видишь, как прекрасна твоя комната.
— Прекрасна, потому что ты здесь. Она уже никогда не будет такой, как прежде... потому что ты была здесь.

Покой, камин, книги, тишина... Прежде в этом видели одно мещанство. Теперь это мечты о потерянном рае.

Мы вместе, надолго ли, нет ли — кто знает? Мы вместе, и этого достаточно. К чему нам всякие церемонии?

Как много придумано слов для простого, дикого, жестокого влечения двух человеческих тел друг к другу.

Ничто так не утомляет, как болтовня.

— Мало ли на свете людей, похожих друг на друга.
— Да, но есть лица, которые никогда не забываются.

— Вы знаете русский?
— Так, насколько меня обучил ему Морозов. Главным образом ругательства. В этом смысле русский — просто выдающийся язык.

У того, кто отовсюду гоним, есть лишь один дом, одно пристанище — взволнованное сердце другого человека.

Все несчастья начались с того, что мы обрели способность мыслить.

— Плохая погода, — сказал он.
— Нет, — ответила она. — Для меня хорошая.
— Почему?
— Потому что не надо выходить на улицу.

Она была само упоение, когда пила; сама любовь, когда любила; само отчаяние, когда отчаивалась, и само забвение, когда забывала.

Самое невероятное почти всегда оказывается наиболее логичным.

Утро вечера мудренее. Звучит глупо и затасканно, но это так.

Человек может многое выдержать.

Тот, кто грозит убить, никогда не убьёт.

Навсегда. Навсегда, подумал он. Старая детская сказка. Ведь даже минуту и ту не удержишь!

Кстати, как это ни странно, но всяческие беды и несчастья на этом свете очень часто исходят от людей маленького роста; у них гораздо более энергичный и неуживчивый характер, чем у людей высоких.

Еще не существовало на свете такой тирании, которой бы не пришел конец.

Если хочешь, чтобы люди ничего не заметили, не надо осторожничать.

Удивительно, как начинаешь понимать других, когда самому подопрет. А пока тебе хорошо живется, ничего такого и в голову не приходит.

Забвение - вот тайна вечной молодости.

В одиночестве время тянется невыносимо медленно, и часто, когда сидишь один, из углов выползают странные мысли; как бледные безжизненные руки, машут они и грозят. Это тени призрачного вчерашнего дня, причудливо преображенные, снова всплывающие воспоминания, серые, бесплотные лица, жалобы и обвинения...