Эрих Мария Ремарк (19)

— Счастье, несчастье — это все громкие, напыщенные понятия минувшего столетия. Даже не знаю, чем бы я хотела их заменить. Может — одиночество и иллюзия неодиночества?

Надежда умирает тяжелее, чем сам человек.

Когда совсем падете духом, приходите ко мне в больницу. Один обход ракового отделения в два счёта лечит от любой хандры.

Национальное возрождение, о котором они кричали, похоже на камень. Когда его подымаешь с земли, из-под него выползают гады. Чтобы скрыть свою мерзость, они пользуются громкими словами.

Я бы хотел, чтобы сейчас разверзлось небо, и появился самолет, и мы улетели бы на остров с пальмами и кораллами, где никто не знает, что такое паспорт и вид на жительство.

Зима пробуждает аппетит. Пока на улицах лежит снег, шоколадное пирожное — лучшее лекарство.

Мы вне времени, и мы молоды, пока верим в это! Жизнь любит расточителей!

Мы то и дело забываем, что живем на этой планете лишь недолгий срок. И потому страдаем совершенно ложным комплексом мировой скорби. Словно нам предстоит жить вечно.

— А ведь, собственно говоря, стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов.
— Не расстраивайся — гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем околачиваемся на земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят.

Высказаться – значит облегчить душу.

Кино — это всегда выход из положения. Там каждый о чём-то может помечтать.

Ненавидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться.

В любви не бывает глупостей.

Странно, как легко забывается все, кроме запахов.

Лучше на мгновение испытать стыд, зато потом наслаждаться покоем.

Я – ничто, если я одна. Я ничто без тебя.

Мы! Какое необычное слово! Самое таинственное на свете.

Из чужого сердца не выбросишь никого и ничего.

Ревнуют даже к воздуху, которым дышит другой.

Но всё подвижное сильнее неподвижного. Вода сильнее скалы.

Оправдание всегда найдётся. Был бы предлог.

Кем бы ты ни был — поэтом, полубогом или идиотом, все равно, — каждые несколько часов ты должен спускаться с неба на землю, чтобы помочиться. От этого не уйти. Ирония природы.

Ты хороша, как все мечты мужчины, как все его мечты и ещё одна, о которой он и не подозревал.

Судьба никогда не может быть сильнее спокойного мужества, которое противостоит ей.

Мимо них молча проходила вереница людей. Нагнувшись, всматривались они в бледные окостеневшие лица и искали близких. Гребер тоже примкнул к этой веренице. Какая-то женщина в нескольких шагах впереди вдруг опустилась наземь перед одним из мертвецов и зарыдала. Остальные молча обошли женщину и продолжали свой путь...

История искусства — это история страдания тех, кто ее создавал.

Да, я узнал, что если не хочешь подохнуть, нужно быть твердым. И понял, что им не сломить меня!

Поживете еще немного в эмиграции и поймете: несчастье — самая обыденная вещь.

— Ты не боишься?
— Чего?
— Того, что я больна.
— Я боюсь совсем другого: во время гонок при скорости двести километров у меня может лопнуть покрышка переднего колеса.
Лилиан вдруг поняла, чем они похожи друг на друга. Они оба были людьми без будущего. Будущее Клерфэ простиралось до следующих гонок, а ее — до следующего кровотечения.

Если человек долго никого не ждал, ожидание делает его на десять лет моложе. А то и на двадцать.