Олдос Хаксли

Любовь несовместима с жизнью. Те, кто истинно любят друг друга, мечтают не жить вместе, а вместе умереть.

Большинство влюбленных воображают, будто их возлюбленные обладают какой-то скрытой реальностью, которая не имеет ничего общего с тем, что они видят ежедневно. Они влюблены не в человека, а в продукт своего воображения. Иногда эта скрытая реальность действительно имеется; иногда она не отличается от видимости. Когда у них открываются глаза, это и в том и в другом случае бывает ударом.

Смутно, в глубине души, мы знаем, кто мы на самом деле. Этим и вызвана скорбь нашей души: мы не те, кем хотели бы быть.

Можно простить человеку все, кроме отсутствия.

Самое абсурдное и чудовищное на войне есть то, что человека, который лично не имеет ничего против своего ближнего, учат хладнокровно его убивать.

По мере того как политическая и экономическая свобода уменьшается, свобода сексуальная имеет склонность возрастать в качестве компенсации. И диктатор (если он не нуждается в пушечном мясе либо в семьях для колонизации безлюдных или завоеванных территорий) умно поступит, поощряя сексуальную свободу. В сочетании со свободой грезить под действием наркотиков, кинофильмов и радиопрограмм она поможет примирить подданных с рабством, на которое те обречены.

В искусстве искренность — синоним одаренности.

С ее стороны было очень разумно, что она по большей части молчала. В молчании заключено столько же потенциальной мудрости и остроумия, сколько гениальных статуй — в неотесанной глыбе мрамора. Молчаливый не свидетельствует против себя.

— У тебя вид совсем больной! Съел что-нибудь неподходящего?
Дикарь кивнул:
— Я вкусил цивилизации.

В трагедии мы участвуем, комедии только смотрим.

Вот в чём проблема — не допускать расстройства. Не расстраиваться из-за воспоминаний о былых грехах, из-за воображаемых наслаждений, из-за горького послевкусия старых ошибок и унижений, из-за всех страхов, ненависти и желаний, которые обычно затмевают свет.

Когда мы ощущаем себя единственными наследниками вселенной, когда "море течёт в наших жилах... а звёзды наши бриллианты", когда всё сущее воспринимается как бесконечное и святое, какие мотивы могут быть у нас для алчности и самоутверждения, для погони за властью или наскучившими формами наслаждения?

В натуральном виде счастье всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами несчастья. И, разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворённость совершенно лишена романтики сражений со злым роком, нет здесь красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов.

Мы — жертвы чумы двадцатого века; но в данном случае это не Чёрная Смерть, а Серая Жизнь.

Когда человек окружен недоверием, то начинает сам не доверять.

Затяжное самогрызенье, по согласному мнению всех моралистов, является занятием самым нежелательным. Поступив скверно, раскайся, загладь, насколько можешь, вину и нацель себя на то, чтобы в следующий раз поступить лучше. Ни в коем случае не предавайся нескончаемой скорби над своим грехом.

Любой праздник — всегда разочарование.

Ночи — как люди: интересными они становятся далеко не сразу. Около полуночи они достигают зрелости, в два — совершеннолетия; с двух до половины третьего — их звездный час, но уже в половине четвертого они начинают сникать, а к четырем часам утра от них остается лишь бледная тень. Смерть их ужасна... В самом деле, что может быть страшнее рассвета, когда бутылки пусты, а гости похожи на утопленников...

Прогресс технологии одаряет нас всё более совершенными средствами для движения вспять.

Некоторые думают, что счастливым можно быть только тогда, когда делаешь шум. А по-моему, счастье слишком хрупко и меланхолично для шума. Счастье, оно меланхолично, как прекраснейший пейзаж, как те деревья, и трава, и облака, и солнце сегодня.

О, вы просто не знаете, что такое обрести веру. Вы не представляете себе, какой увлекательной и интересной становится жизнь, когда веришь. Все, что бы вы ни делали, приобретает смысл. Нет такого пустяка, который не имел бы значения.

А что, если наша земля — ад какой-то другой планеты?

Как замечательны, интересны, оригинальны люди — на расстоянии.

Революция хороша на первом этапе, когда летят головы тех, кто наверху.

Когда я думаю о своих детях, скажем... — он вздохнул. — Я думал, что их будет интересовать то, что интересовало меня; но их ничто не интересует — им нравится только одно: вести себя подобно обезьянам, и к тому же не слишком человекообразным. В возрасте моего старшего сына я просиживал целые ночи над латинскими текстами. А он просиживает — вернее, простаивает, прогуливает, проплясывает — целые ночи за танцами и выпивкой.

Наибольшие триумфы пропаганды достигнуты не путем внедрения, а путем умолчания. Велика сила правды, но еще могущественнее – с практической точки зрения – умолчание правды.

До тех пор, пока люди будут преклоняться перед Цезарями и Наполеонами, Цезари и Наполеоны будут приходить к власти и приносить людям несчастья.

То, что люди не учатся на ошибках истории, — самый главный урок истории.

Факты не перестают существовать оттого, что ими пренебрегают.

"Никогда больше, никогда больше": было время, когда ей достаточно было один или два раза произнести вполголоса эти два слова, чтобы разрыдаться. "Никогда больше, никогда больше". Она тихонько повторила эти слова. Но слезы не выступали на глазах. Скорбь не убивает, любовь не убивает; но время убивает все, убивает желание, убивает грусть, убивает под конец и душу, что испытывала их; иссушает и расслабляет тело, пока оно еще живо, разъедает его, как щелок, а под конец убивает и его. "Никогда больше, никогда больше". Вместо того чтобы плакать, она рассмеялась, рассмеялась вслух.