Михаил Булгаков (7)

Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые.

У зулусов жить — по-зулусьи выть. Международная вежливость, как говорится.

Мы ее написали в семь с половиной дней, потратив, таким образом, на полтора дня больше, чем на сотворение мира. Несмотря на это, она вышла еще хуже, чем мир.

Варенуха пошёл в мужское отделение и, прежде всего, увидел, что пять дней тому назад выкрашенные стены исписаны неплохо сделанными карандашом рисунками половых органов, четверостишиями и отдельными очень употребительными, но почему-то считающимися неприличными, словами.

Для того, кто знает хорошо прошлое, будущее узнать не составляет особенного труда.

Лежат внутри красивые полушария с извилинами и молчат.

— Какой план рассказа?
— Хм... В одном доме жил священник...
Все заинтересовались. Праздношатающиеся подняли головы.
— Ну?
— И умер.

— Принимается, товарищи? Кто против? — спросил секретарь у своей чернильницы.
Та ничего не имела против, и секретарь написал на листе: «Принято единогласно». И сам же себя похвалил.

— Я ведь, собственно говоря, водки не пью.
— Стыдитесь!

У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики.

Фуке не был гнусным скупердяем, он был широкий, элегантный казнокрад.

Слава выглядит совсем не так, как некоторые её представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех перекрёстках.

— Вы социально опасный элемент!
— Я социально опасный тому, кто мне социально опасный, а с хорошими людьми я безопасный.

— Пардон, пардон, так что же из этого? Если меня расстреляли в Баку, я, значит, и в Москву не могу приехать? Меня по ошибке расстреляли, совершенно невинно...

Я могу хотеть все, что я хочу

Да почему, в конце концов, каждому своему действию я должен придумывать предлог?

Давно уже отмечено умными людьми, что счастье — как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь.

Закат, беспокойно громыхая, выжигает мне внутренности.

Рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, со щетиной окурков — пепельница.

Мы настоящие люди искусства, а потому и служим своим искусством тому, кто нам платит деньги, не вдаваясь в долгие разговоры.