Эмиль Мишель Чоран

На берегу моря пережевываю свои давние и свежие обиды. И тут же чувствую, до чего смешно заниматься собой, когда перед глазами зрелище такой широты.

Никакая дружба не переносит излишней искренности.

Обладай волны сознанием, они решили бы, что не стоят на месте, что у них есть цель, что они движутся вперед, работают на благо Моря, и наверняка развели бы философию, столь же недалекую, как их усердие.

Когда необходимо принять какое-либо важное решение, опаснее всего — просить совета у другого, ибо, за исключением нескольких чудаков, нет никого, кто искренне желал бы нам добра.

За одну бессонную ночь узнаешь больше, чем за год сна.

Женщина была значима лишь до тех пор, пока притворялась стыдливой и сдержанной. Какую оплошность она допускает, когда перестает играть эту роль! Грош ей цена теперь, когда она уподобилась нам. Вот так исчезает одна из последних иллюзий, делавших сносным наше существование.

Хочешь быть счастливым — не ройся в памяти.

Последняя степень отчаяния — когда сомневаешься даже в том, что ты есть.

Лучший способ избавиться от врага — везде говорить о нём только хорошее. Ему это перескажут, и он уже не сможет вам вредить: вы сломили его дух. Он будет по-прежнему воевать против вас, но без особого рвения и упорства, потому что подсознательно он уже перестал вас ненавидеть. Он побежден, даже не зная о собственном поражении.

То, что я знаю, убивает то, чего я хочу.

Избавиться от жизни значит лишить себя удовольствия смеяться над ней.

Желание — вот настоящая реальность. Даже сожаление есть то же самое желание, только поменявшее направленность. Желание того, чего больше нет.

Никогда не соглашайся с толпой. Даже если она права.

Легкомыслие дается нелегко. Это привилегия и особое искусство; это поиски поверхностного теми, кто, поняв, что нельзя быть уверенным ни в чем, возненавидел всякую уверенность.

Если время от времени нас соблазняет вера, то лишь потому, что она предлагает иной вид смирения: все же лучше оказаться в зависимости от Бога, нежели от человекообразного существа.

Скука — это, несомненно, одна из форм тревоги, но тревоги, очищенной от страха. В самом деле, когда скучно, то не страшишься ничего кроме самой скуки.

Когда больна душа, ум вряд ли останется незатронутым.

Я являюсь самим собой, только находясь выше или ниже себя, только в приступах бешенства или уныния; на обычном моем уровне я просто не знаю, что я существую.

Ненавидеть человека — значит желать, чтобы он был кем угодно, только не собой.

Главное часто открывается под занавес долгого разговора. Великие истины произносятся на пороге.

Поймет ли хоть кто-нибудь человека, который ни на секунду не в силах забыть рай?

Познание самого себя всегда обходится слишком дорого, как, впрочем, и познание вообще. Когда человек доберётся до глубин, ему не захочется жить.

Безразличие — вот идеал одержимого.

Глоток кофе и сигаретная затяжка — вот мои настоящие родители. Теперь я не курю, не пью кофе и чувствую себя сиротой.

Позвонить кому-то и вдруг, от страха, что услышишь его голос, повесить трубку. Так, в конечном счете, и выглядят мои отношения с миром. Отшельничество, подкрашенное общительностью.

Я создан давать мудрые советы — и вести себя как последний дурак.

Великая и единственная оригинальная черта любви в том, что она делает счастье неотличимым от несчастья.

Замурованный в собственном мире, я могу вырваться из него лишь одним способом: уничтожив память.

Беспредельна мощь человека, способного к отказу. Любое побеждённое желание делает сильней; мы растём, борясь со своими природными склонностями. Всякий раз, как ты не сумел себя победить, ты потерпел поражение.

Улыбка — знак здоровья, равновесия.