Артур Шопенгауэр (2)

Истина — не продажная женщина, кидающаяся на шею тем, кто ее не хочет; напротив, она — столь недоступная красавица, что даже тот, кто жертвует ей всем, еще не может быть уверен в её благосклонности.

Вполне честно все-таки мы относимся в конце концов лишь к себе самим.

Искренно друзья только называют себя друзьями; враги же искренни и на деле; поэтому их хулу следует использовать в целях самопознания, так как мы принимаем горькое лекарство.

Как лекарство не достигает своей цели, если доза слишком велика, так и порицание и критика — когда они переходят меру справедливости.

Лучше обнаруживать свой ум в молчании, нежели в разговорах.

Одиночество — свое собственное общество.

Человек избегает, выносит или любит одиночество сообразно с тем, какова ценность его "Я".

Наше спасение — в умении сострадать.

Умные не столько ищут одиночества, сколько избегают создаваемой дураками суеты.

Главным признаком благородства человека является то, что в компании других людей он получает мало удовольствия.

Без женщины наша жизнь была бы: в начале — беззащитна, в середине — без удовольствия, в конце — без утешения.

Каждый человек может быть самим собою только пока он одинок.

Под конец жизни дело идет, как в конце маскарада, когда снимают маски.

Смерть — вдохновляющая муза философии: без нее философия вряд ли бы даже существовала.

Талант достигает цель, которую никто не может достичь; гений — ту, которую никто не может увидеть.

Ценна не слава, а то, чем она заслужена.

Часто порицают, бранят гордость, но я думаю, что нападают на нее главным образом те, кто не имеет ничего, чем мог бы гордиться. При бесстыдстве и глупой наглости большинства, всякому, обладающему какими-либо внутренними достоинствами, следует открыто выказывать их, чтобы не дать о них забыть; кто в простоте душевной не сознает их и обращается с людьми, как с равными себе, того люди искренно сочтут за ровню. Особенно я посоветовал бы этот образ действий тем, кто обладает высшими — реальными, чисто личными достоинствами, о которых нельзя постоянно напоминать путем воздействия на внешние чувства, путем, например, орденов и титула; в противном случае может осуществиться латинская поговорка о свинье, поучающей Минерву.

Именно наипревосходнейшие создания всякого искусства, благороднейшие произведения гения для тупого большинства людей вечно должны оставаться закрытыми книгами и недоступными для него, отделенного от них широкой пропастью, подобно тому, как общество государей недоступно для черни. Правда, и величайшие тупицы признают в силу авторитета признанные великие произведения, из боязни выдать собственную слабость; но втихомолку они постоянно готовы высказать над ними свой обвинительный приговор, как только им предоставят надежду, что им это позволят безнаказанно. Тут вырывается на простор их долго сдерживаемая ненависть ко всему великому и прекрасному, которое никогда их не привлекало и тем унижало, и к виновникам оного. Ибо вообще для добровольного и свободного признания и оценки чужого достоинства необходимо иметь собственное.

Сострадание — основа всей морали.

Уединение избавляет нас от необходимости жить постоянно на глазах у других и, следовательно, считаться с их мнениями.

Слушать философов и читать их надо для достижения счастливой жизни.

Низкорослый, узкоплечий, широкобедрый пол мог назвать прекрасным только отуманенный половым побуждением рассудок мужчины: вся его красота и кроется в этом побуждении. С большим основанием его можно бы было назвать неэстетичным, или неизящным, полом. И действительно, женщины не имеют ни восприимчивости, ни истинной склонности ни к музыке, ни к поэзии, ни к образовательным искусствам; и если они предаются им и носятся с ними, то это не более как простое обезьянство для целей кокетства и желания нравиться.

Вера и знание — это две чаши весов: чем выше одна, тем ниже другая.

Вежливость — это фиговый лист эгоизма.

Даже Сократ, мудрейший из людей, нуждался в предостерегающем демоне.

К какому выводу в конце концов пришли Вольтер, Юм и Кант? — К тому, что мир есть госпиталь для неизлечимых.

Многим философы так же тягостны, как ночные гуляки, нарушающие сон мирных жителей.

Не подлежит сомнению, что упрек оскорбителен лишь постольку, поскольку он справедлив: малейший попавший в цель намек оскорбляет гораздо сильнее, чем самое тяжкое обвинение, раз оно не имеет оснований.

Никого так ловко не обманываем мы и не обходим лестью, как самих себя.

Общительность людей основана не на любви к обществу, а на страхе перед одиночеством.