Аркадий и Борис Стругацкие (3)

Кое-чего вы уже достигли, Джойс. Вы не хотите быть слугой. Теперь вам осталась самая малость: перестать хотеть быть господином.

Никто никогда не бывает виноват только сам. Такими, какими мы становимся, нас делают люди.

Как же ты еще никак не можешь понять, что ничего нет на свете, кроме любви, еды и гордости. Конечно, все запутано в клубок, но только за какую ниточку не потянешь, обязательно придешь или к любви, или к власти, или к еде.

Страшно? Неуютно? Но так и должно быть. Будущее создается тобою, но не для тебя.

Ничего не получают даром, и чем больше ты получил, тем больше нужно платить, за новую жизнь надо платить старой жизнью.

Хладнокровие, вот что самое страшное.

Кстати, благородные доны, чей это вертолет позади избы?

- Во всем институте чтобы ни одной живой души. Демонов на входе и выходе заговорить. Понимаете обстановку? Живые души не должны входить, а все прочие не должны выходить. Потому что уже был прен-цен-дент, сбежал черт и украл луну. Широко известный пренцендент, даже в кино отражен.

Лично я вижу в этом перст судьбы — шли по лесу и встретили программиста.

- А чем вы занимаетесь?
- Как и вся наука. Счастьем человеческим.

Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные.

Я иногда спрашиваю себя: какого черта мы так крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги, если мы только и делаем, что крутимся?..

Он знал, что миллиарды и миллиарды ничего не знают и ничего не хотят знать, а если и узнают, то поужасаются десять минут и снова вернутся на круги своя.

Никогда не следует забывать, что в нашем эвклидовом мире всякая палка имеет два конца.

Самые разные катаклизмы – будь то глобальная пандемия, или всемирная война, или даже геологическая катастрофа – выплескивают на поверхность одну и ту же накипь: ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая кажется оправданной, но не имеет на самом деле никаких оправданий.

Почему человек не научится жить просто? Откуда-то из бездонных патриархальных глубин все время ползут тщеславие, самолюбие, уязвленная гордость. И почему-то всегда есть что скрывать. И всегда есть чего стесняться.

Они в очках, им виднее.

Человек — душа, обременённая трупом.

Ребенок кротко смотрит на тебя и думает: ты, конечно, взрослый, здоровенный, можешь меня выпороть, однако, как ты был с самого детства дураком, так и остался, и помрешь дураком, но тебе этого мало, ты еще и меня дураком хочешь сделать...

Нужно всегда оставаться в меньшинстве.

— А такой закон есть, чтобы честных людей разорять?
— Будет, я тебе говорю! Я депутат или нет?

Чтобы начать работать, надо хорошенько заскучать, чтобы ничего больше не хотелось.

Любить она умела, как любят сейчас на Земле, — спокойно и без оглядки.

У меня есть один знакомый. Он утверждает, будто человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.

Плохо читать хорошую книгу с конца, не правда ли?

Мы хотим, чтобы все немедленно было объяснено рационалистически, то есть сведено к горсточке уже известных фактов. И ни у кого из нас ни на грош диалектики. Никому в голову не приходит, что между известными фактами и каким-то новым явлением может лежать море неизвестного, и тогда мы объявляем новое явление сверхъестественным и, следовательно, невозможным.

Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми.

Протоплазма. Просто жрущая и размножающаяся протоплазма.

Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить.

Придумать можно всё, что угодно. На самом деле никогда не бывает так, как придумывают.