Я его понял, и он за это меня не любит, хотя мы наружно в самых дружеских отношениях.

Когда мне было 24 года, Утесов повел меня обедать в Центральный дом работников искусств. Мы были вдвоем в пустом зале, нам принесли обед. Леонид Осипович взял ложку, попробовал суп, а потом подозвал официантку и отдал ей тарелку. Она спросила: «Вам не понравилось?» — «Деточка, — прозвучал ответ, — это даже кушать не надо, потому что это уже ***но».

Совсем психи, восхищенно думаю я. Такие прекрасные психи. И как же хорошо, что никому до сих пор не пришло в голову их вылечить. Это была бы невосполнимая потеря.

Стал однажды Николай рисовать мне мое будущее, – ну, что ж, сказал он, подшучивая, мы, конечно, уже вполне разорены, и ты куда-нибудь поступишь, когда подрастешь, будешь служить, женишься, заведешь детей, кое-что скопишь, купишь домик, – и я вдруг так живо почувствовал весь ужас и всю низость подобного будущего, что разрыдался.

Мы любим друг друга, и это помогает легко перенести все остальное.