Страх (6)

Мы, люди, так по-дурацки устроены, что все мало-мальски интересное и важное нам кажется страшным, по крайней мере поначалу.

Страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. А если ты ничего не боишься, ты становишься невидим. Лучшая маскировка – это безразличие.

В великой игре, которая зовется жизнью, самыми несчастными оказываются те, кто боится рискнуть стать счастливым.

Есть много причин, препятствующих счастью, но три из них основные — страх, зависть и чувство вины.

Я боюсь любви, как боюсь боли. Потому что оборотная сторона любой любви — всегда боль.

Мой отец учил меня, что страх есть всегда. Признав это, ты станешь сильнее. Дерись прежде всего головой, а потом уже сердцем.

Я не вижу тебя, но слышу, как дрожат твои пальцы.

Когда женщиной движет ненависть, голова ее ясна, как морозный день, а планы нижутся легко, словно бусины; но, если женщиной руководит любовь, желания заменяют мысли, нетерпение лишает ее логики, а страх за любимого толкает на безрассудство.

Я боюсь этого мира. Просто я этого не показываю, вот и все. В этом и есть суть игры.

Здесь нужно, чтоб душа была тверда.
Здесь страх не должен подавать совета.

Женщины вообще неустрашимы, за исключением тех, которые боятся всего на свете.

Позволь открыть тебе суровую правду жизни: жить вообще страшно. Чудес не бывает. Все зависит только от тебя. Так что подними свою задницу, выйди из палаты и начни заниматься спортом.

В жизни все должно строиться по плану, ибо иного построения разум человеческий не приемлет. Кроме плана должна быть и цель, ибо бесцельных действий совесть человеческая страшится.

Страх обычно сопутствует воображению. Это как бы плата за воображение.

Мужество вовсе не равнозначно отсутствию страха; первое включает в себя сознание опасности, второе — результат неведения.

Вы боитесь всех вещей как смертные и все желаете их как бессмертные.

Нищета хороша прежде всего тем, что избавляет от страха быть обворованным.

Меньше боится смерти тот, кто меньше знает радостей в жизни.

Благодаря любви примитивный страх перед собственной смертью превращается в тревогу за другого. И как раз эта сублимация страха делает любовь ещё большей мукой, чем смерть, ибо страх полностью переходит к тому, кто пережил партнёра.

Мы часто отказываемся от предложений судьбы, ожидая чего-то большего в будущем. Но такая странность — судьба больше не спешит к нам со своими предложениями. И не важно, почему ты отказался-из страха или по прихоти. Она не заходит в твой дом дважды.

Страх ранит глубже, чем меч.

Смешно, как люто гонит нас
в толкучку гомона и пира
боязнь остаться лишний раз
в пустыне собственного мира.

Ядерные державы, как и хулиганьё, боятся только силы.

К страху привыкают лишь трусы.

Самые большие наши страхи, как и самые большие наши надежды, находятся все-таки не за пределами наших сил, и мы в конечном итоге способны преодолеть первые и осуществить вторые.

Страх — всегдашний спутник неправды.

Человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов. А бессмысленный грохот этой случайной сцепки надежд, мнений и страхов он называет своей жизнью. И нет никакого способа избегнуть этой судьбы.

Когда любишь, рождаются все новые страхи, о которых раньше и не подозревал.

Все религии основаны на страхе многих и ловкости нескольких.

Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.