“Ночь нежна” (Фрэнсис Скотт Фицджеральд) (2)

Когда возникшее равнодушие длят или просто не замечают, оно постепенно превращается в пустоту.

Иногда трудней лишить себя муки, чем удовольствия.

Самые симпатичные люди жестоки по отношению к самим себе.

Мы редко сочувствуем людям, жаждущим и ищущим нашего сочувствия, но легко отдаем его тем, кто иными путями умеет возбудить в нас отвлеченное чувство жалости.

Непростое дело обозвать кого-то лгуном или трусом, но если всю жизнь щадить людские чувства и потворствовать людскому тщеславию, то в конце концов можно потерять всякое понятие о том, что в человеке действительно заслуживает уважения.

Лишь в своей гордости человек уязвим по настоящему.

У вас лицо доброго кота, а не такая дурацкая физиономия, какую здесь принято строить.

Ее любовь наконец достигла той грани, за которой начинается боль и отчаяние.

Человеку незаурядному всегда приходится балансировать на грани — и далеко не все способны выдержать напряжение.

От винных паров самое приятное из прошлого перемешивалось с настоящим, словно оно всё ещё происходит — и даже с будущим, словно будет происходить всегда.

Я не люблю сентиментального угасания – умирать, так с музыкой.

Одно из свойств красоты — отражать лучшее, что есть в человеке, этой красотой любующемся.

Когда люди так много себя отдают посторонним, не знак ли это, что им уже меньше нужно друг от друга?

— Мне всегда казалось: все, что случается до восемнадцати лет, это пустяки.
— Так оно и есть. И то, что случается после, — тоже.

— Я собрался на войну.
— На какую войну?
— На какую-нибудь. Я давно не читал газет, но где-то же наверняка идёт война — не бывает, чтобы нигде не шла.