Михаил Лермонтов (4)

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка

Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения.

Зло порождает зло.

Может быть, ты оттого-то именно меня и любила: радости забываются, а печали никогда!

И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое поняло бы меня совершенно.

Где есть общество женщин — там сейчас явится высший и низший круг.

Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой.

Музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении.

Грустно, а надо признаться, что самая чистейшая любовь наполовину перемешана с самолюбием.

Я желал, чтобы вы жили вечно, и чтоб я мог вечно мстить вам.

Наряды необходимы счастью женщины, как цветы весне.

Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И, видишь, — я у ног твоих!

А ты не знаешь, что такое значит
Когда мужчина — плачет!
О! в этот миг к нему не подходи:
Смерть у него в руках — и ад в его груди

Жизнь — банк: рок мечет, я играю
И правила игры я к людям применяю.

Что ж делать?.. Речью неискусной
Занять ваш ум мне не дано...
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.

Натура — дура,
Судьба — индейка,
А жизнь — копейка.

Ах, подарки! Чего не сделает женщина за цветную тряпичку!..

– Заметьте, любезный доктор, что без дураков было бы на свете очень скучно!

Разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, и нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастье, как порок.

При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья!

Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце.

Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой.

Ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо.

Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен, что я никогда не буду любить другого: моя душа истощила на тебя все свои сокровища, свои слезы и надежды.

Мы только в два часа ночи вспомнили, что доктора велят ложиться спать в одиннадцать.

Еще минута, и я упал бы к ногам ее...

— Что до меня касается, то я убежден только в одном...
— В чем это?
— В том, что рано или поздно в одно прекрасное утро я умру.
— Я богаче вас, у меня, кроме этого, есть еще убеждение — именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастие родиться.

Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, — бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей — и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия.

На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил.