Михаил Эпштейн

Чем меньше в стране цивилизации, тем больше в ней героев и великих людей.

У каждого человека есть душа. Она просто функционирует или нет. Как часы – или работают, или стоят.

Дом — это свернутая в себя бесконечность.

Память расходится из настоящего сразу в обе стороны: в прошлое, которое мы запомним, и в будущее, которое запомнит нас.

Обидно, когда тебя прощают, не понимая. Страшно, когда тебя понимают — и не прощают.

Тоска – это не боль, это такая невозможность боли, когда хочется зарезать себя, чтобы хоть что-нибудь почувствовать.

Встречаешь человека и вдруг чувствуешь, что с ним все возможно. Долгая жизнь. И чтение, и прогулки, и быт, и мелкие ссоры, и горячие примирения, и разлуки, и скучания. И сразу исчезает стыд — с ним можно все, при нем можно все, какая-то заведомая распахнутость и нестесненность.

Любовь — это столь долгое занятие, что одной жизни для неё мало. Любовь — это готовность провести вдвоем вечность.

Жизнь — печальная вещь. Но прожить её нужно радостно.

Правило: усилие без насилия. Это значит, что нужно постоянно совершать какие–то усилия, но при этом стараться, чтобы они не перешли в насилие над предметом. Если ключ не поворачивается в замке, не нужно ломать замок, лучше поискать другой ключ.

Любовь — это когда и во сне видишь того, кто спит рядом. Счастье — это когда просыпаешься и видишь рядом того, кого видел во сне.

Нужно надеяться, но не обольщаться. Обольщение — это надежда с гордыней.

Грех довольно пресен на вкус. Не так сладок, как его предвкушение, и не так горек, как его послевкусие.

Если церковь не может или не хочет отделиться от государства, тогда вере остаётся только отделиться от церкви.

Желание славы подчас возникает как форма замещенной любви: не могу быть любимым одним, так пусть меня полюбят многие.

Каждый человек — это, по сути, мультичеловек, разнообразные «Я» которого находятся между собой в отношениях спора, соревнования, сотрудничества.

Личность — возможность самой себя, которая не исчерпывается никакой самореализацией.

Нужно действовать так, чтобы твои наибольшие способности служили наибольшим потребностям других.

Нам всё даётся по мере нашей жажды, потому что сама жажда возникает в ответ на возможность её утоления. Мы хотим пить, потому что есть питьё; хотим есть, потому что есть еда; хотим любить, потому что есть любовь. И если мы хотим жить вечно, значит, этой жажде тоже что-то соответствует в природе вещей, есть источник её утоления.

Как попасть в вечность? Сбивать лапками время, как лягушка, попавшая в молоко, сбивает из него масло.

Две стороны свободы: я не имею права затыкать вам рот, но имею право затыкать себе уши.

Есть правило дорожного движения: не уверен — не обгоняй. Не обгоняй в своих чувствах партнёра, если не уверен в его взаимности. Но любовь — это именно готовность разбиться вдребезги на обгоне.

Одни люди предпочитают наличность, другие живут в кредит. Надежда — это радость в кредит.

Мера ума определяется не тем, сколь умную вещь человек способен сказать, а тем, какой глупости он не может себе позволить.

Мудрец не бракует идеи, а брачует их. Не оспаривает, а спаривает.

Я хотел бы иметь детство Набокова, отрочество Толстого, молодость Казановы, зрелость Наполеона... Но тогда у меня была бы старость шизофреника.

Когда все кричат, а один молчит, слышнее молчание.

Если у страны не получается быть великой — и вместе с тем доброй, человечной, производительной — то зачем нужно такое величие? Пусть лучше будет доброй, человечной, производительной — и вносит свой посильный вклад в величие всего человечества.

Интересность общения обратно пропорциональна числу его участников.

Иногда меня спрашивают:
— Как мне лучше себя вести?
Я отвечаю:
— На длинном поводке.
Оставлять как можно большее расстояние между собой-ведущим и собой-ведомым, чтобы у первого был шире круг обзора, а у второго — свобода действия.