Жизнь христианина есть самораспятие.

Однажды вечером, после того как Ванина весь день ненавидела его и давала себе обещание держаться с ним еще холоднее, еще суровее, чем обычно, она вдруг сказала ему, что любит его.

Лучше говорить с набитым ртом, чем молчать с набитой мордой.

Имей умершие возможность прочесть хвалебные надписи на своих надгробиях, они бы умерли вторично — от стыда.

У меня самого никаких неприятностей — я богат как рантье, начальства у меня нет, жены и детей тоже; я существо — вот моя единственная неприятность. Но это неприятность столь расплывчатая, столь метафизически отвлеченная, что я ее стыжусь.