Не знаю ничего более гнусного, чем литературная сволочь.
Если бы у моей бабушки были усы, то она была бы не бабушкой, а дедушкой.
Рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, со щетиной окурков — пепельница.
Как в политике одно меткое слово, одна острота часто воздействует решительнее целой демосфеновской речи, так и в литературе миниатюры зачастую живут дольше толстых романов.
Я ничто. И ничем не хочу быть. Но зато я вобрал в себя все грезы этого мира.
Я извращенец-вуайерист. Но для художника это совершенно нормально.