Булавочные уколы труднее отражать, чем удары меча.
Мы просто встретились однажды у реки — и всё. Мы чужие. Мы ничего друг другу не обещали. Мы никогда... Боже! Да какие же мы чужие?! Он был мой!
Человек в нем спал беспробудно.
Если это безумие, то в нем есть система.
Мы часто не предполагаем, в какой огромной мере наш душевный покой зависит от уверенности, будто нам известно мнение окружающих о нашей особе, и осознаем эту зависимость только тогда, когда репутация наша оказывается под угрозой.
Всемирная история — это всемирный суд.