Это другая сторона, та, что без будущего. Та, что лишь в настоящем. Она не замутнена даже надеждой. Только веселый покой чистого отчаяния.

Сотни воителей стоит один врачеватель искусный.

Оказывается, если человека лишить необходимости восемнадцать часов в сутки бороться за выживание, он тут же начинает думать.

Русский народ слишком пассивен для переворота. Притом русские любят деспотическую власть.

Я предпочел бы, чтобы на моей могиле было написано: «Он умер, пытаясь взлететь», а не что-нибудь вроде: «Он так врос в землю, что мы только присыпали его сверху».