Хочу избежать двух оттенков — насмешливости и иронии, но неизбежно впадаю то в одно, то в другое.

Сначала человек играет роль, а потом роль играет человека.

Смотреть на улицу было обидно и любопытно. Она шелушилась. С её каменного тела с шипом и шуршанием лупилась и неслась по мостовой и тротуарам, подхлестываемая мокрыми порывами рвавшегося с моря сырого ветра, заразная сухая шелуха.

Нико, послушай меня. На той неделе я ночевала в старой квартире. Первый раз. Кто-то ходил. Там, наверху. И я плакала. Как в тот день, в такси. Как и сейчас могла бы, только не буду. Хочется плакать от одного того, что мы называем друг друга по имени.

Слыша бой часов, мы знаем, что еще один час нашего страдания миновал и что он никогда больше не вернется.