Ограниченный человек, облеченный властью, всегда невыносим, а в армии особенно.
О том, каким ты был четверть века назад, можно говорить так, словно это касается кого-то другого.
Подлинное сочувствие — не электрический контакт, его нельзя включить и выключить, когда заблагорассудится, и всякий, кто принимает участие в чужой судьбе, уже не может с полной свободой распоряжаться своею собственной.
Не надо стыдиться, если жизнь порой оставляет тебя в дураках.
Только одно мне противно, и только одного я не переношу — отговорок, пустых слов, вранья — меня от них тошнит!
Все зло в этом мире от половинчатости.
Наши решения в гораздо большей степени зависят от среды и обстоятельств, чем мы сами склонны в том себе признаться, а наш образ мыслей в значительной мере лишь воспроизводит ранее воспринятые впечатления и влияния.
Несчастье делает человека легкоранимым, а непрерывное страдание мешает ему быть справедливым.
Протяните больному соломинку надежды, как он тут же соорудит себе из неё бревно, а из бревна — целый дом.
Слабые натуры почти никогда не могут устоять перед искушением сделать что-то такое, что со стороны выглядит как проявление силы, мужества и решительности.
Человек должен знать, была ли его жизнь напрасной, или он жил ради чего-то.
Сердце умеет забывать легко и быстро, если хочет забыть.
Кто обрел способность искренне сочувствовать людскому горю, хотя бы в одном-единственном случае, тот, получив чудодейственный урок, научился понимать всякое несчастье.
Острое ощущение счастья, как и все хмельное, усыпляет рассудок, и мы, наслаждаясь настоящим, забываем о прошлом.
Когда меня зовут на помощь, я должен действовать не колеблясь. В жизни это всегда самое правильное, потому что самое человечное.
Что бы мы ни делали, нами чаще всего руководит именно тщеславие.
Важно не то, как берутся за дело — смело или робко, — а то, чем все это кончается.
Не выдуманные, не воображаемые страдания тревожат и сокрушают душу — действительно потрясти её способно лишь то, что она видит воочию, сочувствующим взором.