Не смерти я боюсь — я боюсь жизни. Это она, сколько себя помню, всегда казалась мне непостижимой и страшной. Полная моя неспособность в нее вписаться.

— Скажи ауфидерзейн своим нацистским шарам!

Грязь клеветы имеет свойство липнуть. И отмывать ее трудней, чем краску — приходится скрести не тело, а израненную душу.

В начале любви, как и в начале жизни, есть период, когда она довольствуется сама собой.

Рассудок запрещает греховные поступки,
Но к ним влечёт природа и требует уступки.