Лидия Гинзбург

Было время, когда я предпочитала плохую погоду всякой другой, потому что она ни к чему не обязывает. Я и сейчас люблю иногда плохое настроение, потому что оно приносит внезапное равнодушие к вещам, еще только что волновавшим, и отдых от проявления жизненной энергии. Плохое настроение, как дождливый вечер, как легкая простуда, — сразу снимает вопрос о способах развлечения и вообще о выборе жизненных путей.

Мы умеем читать книги только в детстве и ранней юности. Для взрослого чтение — отдых или работа.

В отношениях, приближающихся к концу, есть характерный этап. Это когда человек уже не может доставить радость, но ещё не может причинить боль.

Смотреть на безответно влюблённую женщину неловко, как тяжело и неловко смотреть на женщину, которая пытается взобраться в трамвай, а её здоровенный мужчина сталкивает с подножки.

Несчастная любовь в своем роде прерогатива мужчин; в том смысле, что она возможна для них без душевного ущерба. Она их даже украшает.

Для цинизма и ханжества всегда требуется доля тупой серьезности. Юмор и ирония уберегут нас от того и другого.

Юность – это пора, когда человек не знает своего будущего и не умеет подсчитывать время (это умение ещё быстрее старит людей, чем умение считать деньги).

Когда нет самого важного, всё становится неважным, и всё неважное становится важным, и любое может стать смертельным.

Для наслаждения чтением нужна бездеятельность. Нужна неповторимая уверенность молодости в том, что спешить некуда и что суть жизни не в результатах, а в процессах.

Железных людей нет. Есть люди деревянные.

Есть род людей, обречённых на неудачу: они дают любимому человеку всё, чего тот от них хочет, – и ещё сверх того. Им ничто не поможет.

Несчастная любовь, как и счастливая, обращается в привычку.

Ужасно, что быть несчастным легко; счастье же, как всё прекрасное, даётся с трудом.

Человека, вредящего в силу убеждения, можно переубедить; человека, вредящего по личной злобе, можно смягчить. Только вредящий из страха неуязвим и непреклонен.

Я охотно принимаю случайные радости, но требую логики от поразивших меня бедствий.

Суть жизни не в том, чтобы поднять самую большую тяжесть, но в том, чтобы поднять самую большую из посильных тяжестей.

Жить без профессии нельзя. Работа должна быть поднята если не до пафоса, то хоть до профессии, иначе она раздавит бездушностью. Можно халтурить попутно, но жить халтурно нестерпимо.

Напрасно стараться встать не только между дураком и его глупостью, но и между умным человеком и его глупостью.

Есть активное честолюбие, основанное на потребности воздействовать. И пассивное честолюбие, основанное исключительно на потребности быть известным.

Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всё равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдалённо и неточно выражая нашу мысль, действуют как откровение. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат.

Стихи – это опыт жизни в магическом кристалле обнаженного смысла.